keerahn
Мрачное и яойное, как и обещал.
Песней навеяло
Песней навеяло
Что за проклятье! Уже лет сто как не могу выспаться. Хоть ты ромом упейся али без продыху двое суток на палубе горбаться, а все едино – только глаза закрою, снова этот треклятый сон! И не деться от него и не спрятаться. Только и остается, что все четыре часа в койке ворочаться. Но сегодня я усну! Усну, разрази меня гром! Только вахта закончится… Только вот первую склянку пробьют… Уже скоро поди…
Откуда взялся этот щенок? Поговаривали, что из-за недобора нам на корабль скинули всю требуху портовую. Перетрясли больницы, тюрьмы и приюты. Что братишка, есть у тебя руки и ноги? Так ты теперь морячок, братишка. Так оно наверняка и было. Только куда деть этого птенчика? На него дунешь - в море унесет. Эх, горе... Чуть не свалился под пристань, когда в шлюпку прыгал. Хорошо, что я успел поймать его за шкиртон.
Вот и выловил себе дружочка. Прилип ко мне пацан, как прилипала к килю. Ну что тут поделать, не прогонять же. Парень-то не дурак, может еще толковым матросом станет. Генри его звать. Таскается за мной, слушает, разинув рот, как мичман профессора. Сейчас хоть на человека стал похож. Откормился, пока трюмы забиты были. Видать в приюте еда была хуже, чем на нашем корабле баланда.
Господи Иисусе! О чем ты, Джон, сучий сын, только думаешь! Дожил, так тебя раз так, до 35 годков. Дюжину кораблей сменил, а так и не согрешил ни разу. Добирался до порта и сразу к девкам. И все было ничего. Так что ж это я сейчас, расцветаю как майская роза, когда этот подлец мне косу заплетает?! И руки тонкие, бледные. Словно не на корабле матросом, а всю жизнь в поместье книжки умные листал. Молчит, проклятый, и улыбается! Ходил все время как немой, только кивал да офицерам козырял. А сегодня ляпнул. Можно, говорит, Джон, я тебе с лентой помогу? И я дурень-дурнем...
Вот славно, вот приплыли. Собачью вахту отстоял, думал, доберусь до койки, усну как убитый. Лежу, ворочаюсь, получаю тычки от Бобби, что другим спать мешаю. А в голове все мальчишка. Будь проклят этот день, как он на корабль наш попал! А еще этот шторм! Думал конец нам пришел. Так нас кидало и мотало, аж фок-мачту потеряли. Джозефа за борт смыло, да так что никто и заметить не успел. А мальчонку моего об каронаду шарахнуло. Я как кровь увидел, думал сердце остановится. Оклемался... Храни Господь, нашего костоправа!
Эх, давно такой невезухи не было. Все ребятки пируют на берегу, а мы неудачники, сидим как чайки на гнезде. Да и что кораблю будет у берега-то? Зато, необычная картинка: вся палуба от полубака до полуюта пуста. Да пять человек на трехмачтовом. Считай, нет никого. Мы с Генри засели в трюме, проверять оставшиеся запасы. Святые угодники! И ведь не пил с утра ни капли! Что за наваждение! Как увидел, как с его плеча рубаха сползла, голову потерял. Забыл про всех шлюх портовых. Бросился на мальчишку в каком-то исступлении. Сам не помню, как повалил и штаны спустил. Опомнился, когда стоны под собой услышал. И ведь, Господи помилуй, обнимает меня, словно верная любовница. А я ему чуть руку не поломал, так кисть сжал, что поди к фельдшеру идти придется.
Вот напасть! Не корабль, а ад! Что не переборка - уши, что не люк - глаза. За мысли свои и то спокоен не будешь - верняк, рано или поздно прознают. А этот дуралей, ходит -светится. То плечом коснется, а то и вовсе, обормот, к груди прильнет. Это он думает, что на нижней палубе пусто и темно. А тут... Эх, да что там! Вот уже и этот старый пес, чтоб ему на рей взлететь да чертям его потроха зажарить, Бобби, ухмыляться стал вслед. Чую, скоро шепоток по всему кораблю пойдет.
Что морская вода, этот грог! Не греет ни черта и не пьянит. Столько лет по морю ходить под «Юнион Джеком», а потом получить петлю на шею, словно какой пират паршивый. Не знаешь ты, сынок, про 29 статью Устава? А я видел своими собственными глазами, как лейтенанта вздернули. Офицера, слышишь? А не какого-то там грот-марсового... Что ж ты смотришь на меня так? Вот ведь, снова молчит и смотрит... Ведь чует он все, а все едино, смотрит так, словно обнять хочет. Не смотри на меня! Хватит этого наваждения с меня! Все ж было хорошо, пока ты не появился!
Господи... Не так страшен ад, как этот сон... Как птичка в руках трепещет. И ведь ни слова, ни звука, ни укора в глазах. Думает, обнять я его собрался, а я ему вон чего уготовил. И море тебя приняло, и небеса тебя примут, малыш. А меня только геенна огненная. Вот и не встретимся снова. Вот она, заслуженная моя петелька. Да только не за Устав этот проклятущий, а за смерть, твою, ангелочек, мне эта петля. Вот теперь я высплюсь, малыш, высплюсь.
Песней навеяло
Песней навеяло
Что за проклятье! Уже лет сто как не могу выспаться. Хоть ты ромом упейся али без продыху двое суток на палубе горбаться, а все едино – только глаза закрою, снова этот треклятый сон! И не деться от него и не спрятаться. Только и остается, что все четыре часа в койке ворочаться. Но сегодня я усну! Усну, разрази меня гром! Только вахта закончится… Только вот первую склянку пробьют… Уже скоро поди…
Откуда взялся этот щенок? Поговаривали, что из-за недобора нам на корабль скинули всю требуху портовую. Перетрясли больницы, тюрьмы и приюты. Что братишка, есть у тебя руки и ноги? Так ты теперь морячок, братишка. Так оно наверняка и было. Только куда деть этого птенчика? На него дунешь - в море унесет. Эх, горе... Чуть не свалился под пристань, когда в шлюпку прыгал. Хорошо, что я успел поймать его за шкиртон.
Вот и выловил себе дружочка. Прилип ко мне пацан, как прилипала к килю. Ну что тут поделать, не прогонять же. Парень-то не дурак, может еще толковым матросом станет. Генри его звать. Таскается за мной, слушает, разинув рот, как мичман профессора. Сейчас хоть на человека стал похож. Откормился, пока трюмы забиты были. Видать в приюте еда была хуже, чем на нашем корабле баланда.
Господи Иисусе! О чем ты, Джон, сучий сын, только думаешь! Дожил, так тебя раз так, до 35 годков. Дюжину кораблей сменил, а так и не согрешил ни разу. Добирался до порта и сразу к девкам. И все было ничего. Так что ж это я сейчас, расцветаю как майская роза, когда этот подлец мне косу заплетает?! И руки тонкие, бледные. Словно не на корабле матросом, а всю жизнь в поместье книжки умные листал. Молчит, проклятый, и улыбается! Ходил все время как немой, только кивал да офицерам козырял. А сегодня ляпнул. Можно, говорит, Джон, я тебе с лентой помогу? И я дурень-дурнем...
Вот славно, вот приплыли. Собачью вахту отстоял, думал, доберусь до койки, усну как убитый. Лежу, ворочаюсь, получаю тычки от Бобби, что другим спать мешаю. А в голове все мальчишка. Будь проклят этот день, как он на корабль наш попал! А еще этот шторм! Думал конец нам пришел. Так нас кидало и мотало, аж фок-мачту потеряли. Джозефа за борт смыло, да так что никто и заметить не успел. А мальчонку моего об каронаду шарахнуло. Я как кровь увидел, думал сердце остановится. Оклемался... Храни Господь, нашего костоправа!
Эх, давно такой невезухи не было. Все ребятки пируют на берегу, а мы неудачники, сидим как чайки на гнезде. Да и что кораблю будет у берега-то? Зато, необычная картинка: вся палуба от полубака до полуюта пуста. Да пять человек на трехмачтовом. Считай, нет никого. Мы с Генри засели в трюме, проверять оставшиеся запасы. Святые угодники! И ведь не пил с утра ни капли! Что за наваждение! Как увидел, как с его плеча рубаха сползла, голову потерял. Забыл про всех шлюх портовых. Бросился на мальчишку в каком-то исступлении. Сам не помню, как повалил и штаны спустил. Опомнился, когда стоны под собой услышал. И ведь, Господи помилуй, обнимает меня, словно верная любовница. А я ему чуть руку не поломал, так кисть сжал, что поди к фельдшеру идти придется.
Вот напасть! Не корабль, а ад! Что не переборка - уши, что не люк - глаза. За мысли свои и то спокоен не будешь - верняк, рано или поздно прознают. А этот дуралей, ходит -светится. То плечом коснется, а то и вовсе, обормот, к груди прильнет. Это он думает, что на нижней палубе пусто и темно. А тут... Эх, да что там! Вот уже и этот старый пес, чтоб ему на рей взлететь да чертям его потроха зажарить, Бобби, ухмыляться стал вслед. Чую, скоро шепоток по всему кораблю пойдет.
Что морская вода, этот грог! Не греет ни черта и не пьянит. Столько лет по морю ходить под «Юнион Джеком», а потом получить петлю на шею, словно какой пират паршивый. Не знаешь ты, сынок, про 29 статью Устава? А я видел своими собственными глазами, как лейтенанта вздернули. Офицера, слышишь? А не какого-то там грот-марсового... Что ж ты смотришь на меня так? Вот ведь, снова молчит и смотрит... Ведь чует он все, а все едино, смотрит так, словно обнять хочет. Не смотри на меня! Хватит этого наваждения с меня! Все ж было хорошо, пока ты не появился!
Господи... Не так страшен ад, как этот сон... Как птичка в руках трепещет. И ведь ни слова, ни звука, ни укора в глазах. Думает, обнять я его собрался, а я ему вон чего уготовил. И море тебя приняло, и небеса тебя примут, малыш. А меня только геенна огненная. Вот и не встретимся снова. Вот она, заслуженная моя петелька. Да только не за Устав этот проклятущий, а за смерть, твою, ангелочек, мне эта петля. Вот теперь я высплюсь, малыш, высплюсь.